В грязной, смрадной конуре, где он голодал и мерз, этот вопрос нередко являлся в гости. Дяденька Нектарий попал на больное место, и оно так мучительно заныло, что у него невольно вырвался тот самый ответ, который вырывался в минуты одинокого скорбного раздумья:
— Я сделаю, что могу! Что я могу, то будет сделано!
— Но ты можешь сделать неизмеримо больше, если ты возьмешься за дело иначе! Да взгляни же, наконец, мне прямо в глаза и пойми, что я не враг, а друг, не противник, а союзник!
Бедный затейник до того был погружен в нелепую мысль осчастливить человечество добром и правдою, до того отдался этой мысли, что ему казались возможными всякие превращенья и преображенья, когда дело касалось этого пункта его помешательства.
Алчному скупцу представляется, что всякий зарится на его золото, страстно влюбленный убежден, что всякий готов млеть перед предметом его любви, а для бедного затейника затея его была дороже, чем скупцу золото, милее, чем влюбленному его предмет, и он твердо верил, что стоило только эту затею понять, чтобы предаться ей душой и телом, делом и помышлением на всю жизнь.
Он посмотрел, как того требовалось, прямо в глаза дяденьки Нектария. Глаза эти горели благородным пламенем.
— Я прозрел!— проговорил дяденька Нектарий.— Я прозрел!
— Так зачем же вы до сих пор?.. Чего ж вы ждете?
И у затейника полилась пламенная речь…
Эта речь, пожалуй, показалась бы смешна на бумаге, хотя когда он говорил, то он дрожал с головы до ног был бледен, как платок, не замечал слез, которые катились у него по щекам; она, пожалуй, показалась бы и длинна, как ни к чему не ведущая проповедь, а потому всего удобнее будет передать здесь только ее сущность— сущность, которую как нельзя яснее выражает известный, приводимый в святом евангелии, ответ спасителя мира добродетельному человеку: поди, раздай все твое имущество нищим и иди за мной! Иначе: отрешись от всех земных благ и всецело отдайся делу водворения правды и добра на земле.
Дяденька Нектарий слушал его с подобающим видом страстного участия, пока у него захватило дыханье, и он, откидывая дрожащею рукою прильнувшие ко лбу волосы, снова обратился с пламенным вопросом:
— Чего ж вы ждете?
— Меня терзают разные сомненья! — проговорил дяденька Нектарий.
— Сомненья? Какие сомненья?
— Помоги мне их разрешить…
— Какие сомненья? Разве могут быть сомненья?
— Ты не отрицаешь, что рядом с людьми, достойными твоего самоотречения, найдется много таких, которые могут приносить только вред и замешательство, которые ищут только одного — как поживиться на счет ближнего?
Дяденька Нектарий, в свою очередь, говорил не без волнения. На увядших щеках его появилась краска.
Речь его и на бумаге не показалась бы смешна, потому что он говорил последовательно и благоразумно, но мы все-таки не станем приводить ее целиком, так как это заняло бы лишнее место и растянуло историйку, а передадим только ее сущность — сущность, которую вульгарным образом, разумеется, но вполне выражает мудрая пословица: своя рубашка к телу ближе.
Пословица, несомненно, мудрая, но подите вы, внушите что-нибудь мудрое безумному затейнику!
Вместо того, чтобы сдаться на эту очевидную мудрость, он начал городить разные несодеянные вещи; из глаз, из уст его заструились целые потоки пламени, которые жгли… только его одного.
«Удивительно, как сумасшедшие складно говорят!»— удивлялся про себя дяденька Нектарий, слушая затейника.
В это самое время из столовой понесся аромат разных жарких. Затейник вдруг умолк.
— Что с тобой? — спросил дяденька Нектарий.
Затейник не ответил, что с ним, но мы за него скажем: он уже давно жил впроголодь, питаясь разными жалкими порциями попорченных городских продуктов, и запах обильной роскошной пищи подействовал на него каким-то опьяняющим образом.
Дяденька Нектарий частью угадал, в чем дело.
«Гнилая колбаса будет моею лучшею помощницей!— подумал он.— Она усмиряет самых ретивых!»
— В твоих словах много правды,— сказал дяденька Нектарий,— но есть и некоторые заблужденья. Позволь мне тебе откровенно сказать, что в некоторых случаях ты утопист… Да!.. Но в человеке есть какое-то непонятное стремленье к мученичеству, и ты, быть может, победишь меня… Хотя я и буду сознавать, что стремлюсь по пути мечтателей, но путь этот так заманчив, что я не ручаюсь, что благоразумно отвернусь от него… Пересоздать мир! Сделать людей добрыми, любящимися братьями! Великая задача! Великая, но едва ли исполнимая! Как бы счастлив был тот, кто… Что с тобою? Ты все бледнеешь!
— Ничего,— отвечал бледный, как смерть, затейник.
— Мы должны чаще видеться,— продолжал дяденька Нектарий.— Когда мы ближе узнаем друг друга, когда теснее сойдемся, мы, быть может, заключим союз… Оставайся здесь. Я это устрою. Для того, чтобы помогать людям, надо иметь некоторый, так сказать, вес — положенье и деньги. То и другое у тебя будет, и мешать тебе никто не станет. Я сейчас пойду все это улажу.