Московского посла торжественно ввели в светлицу. Костюм его был также богат и эффектен, хотя тяжеловат по покрою. Сверх шелковой красной ферязи накинут был парчовый длинный кафтан, украшенный позументами и золотыми пуговицами с бирюзой; бесценный соболий воротник украшал его. Высокая шапка покрывала его голову и придавала всей наружности посла важный и торжественный вид.

Гордо "вошел в светлицу Тяпкин, отвесил низкий поклон пану гетману и торжественно начал свою речь:

— Его пресветлое царское величество, государь Великия и Малыя России и всех земель обладатель желает тебе, ясновельможный гетман,здравия!

— От щырого сердца, — отвечал гетман, подымаясь с кресла и отвешивая низкий поклон, — благодарю пресветлого московского царя и моего пана за его милость и честь, и со своей стороны желаю найяснейшему государю здравия, долголетия и споспешествования во всех его благих начинаниях.

— Царь всея России и государь мой всемилостивейший, — продолжал Тяпкин, — скорбит душою, что ты прельщаешься агарянскою прелестью и держишь союз с врагами креста Господня и христианских держав, которым обязан ты повиноваться, состоя, как верный раб, под их опекою и рукою.

По лицу гетмана пробежала судорога; оно слегка побледнело, а потом медленно стало разгораться вместе с устремленными на посла глазами.

— Вот именно вследствие того, — начал с усилием гетман, — что я поклялся быть покорным моему найяснейшему королю, которому царь московский, государь Великия и Малыя России отдал нас "на поталу", по Андрусовскому договору, — так вот именно вследствие присяги моей, я и не могу "розбрататыся" с татарами — союзниками моего короля, — несть раб более господина своего! А буде укажет найяснейший король идти с ними, хотя бы и на христиан, то я, как верный раб, должен буду исполнять его найяснейшей мосци державную волю. Так вот, вельможный пане посол, стольник и боярин, так и передай о том Москве, что, по царской воле, я должен теперь слушать прежде всего найяснейшего своего опекуна, и что я тоже скорблю о том душой.

— И сердце государево, и его царская воля подлежат лишь суду Царя над царями, а нам, подлым рабам, не должно о сем рассуждения даже имети, — возразил Тяпкин, — и что наш господин совершил, должно быть во благо, понеже ему пещися о нас… а тебе, гетман, довлеет воссылать лишь молитвы к Всевышнему о здравии, о долголетии и одолении врагов пресветлого государя нашего и твоего всемилостивейшего благодетеля и господина.

— Молюсь, усердно молюсь, — все более и более раздражался Дорошенко, теряя способность владеть собою. — Только вот напомню и тебе, вельможный стольник-боярин, нечто другое. Блаженной памяти гетман Богдан Хмельницкий ударил челом по доброй воле пресветлому государю, одной веры монарху, а значит, и единому природному защитнику нашему, и поклонился всеми русскими землями, как по тот бок, так и по этот бок Днепра, купно с Червонной Русью, аж до Карпат, всем нашим народом, — чтоб принял под свою высокую руку как равных и защитил от ляхов и латынян, ополчившихся на наше бытие. И поклялся нам Богдан, купно со старшиной и народом, быть в верном и вечном братском союзе с нашим единоверным царем, чинить его пресветлую волю, ходить с его ратью на супостатов и действовать на возвеличение его державы, за сохранение своих прав и удержания под его булавою неделимой украинской Руси от Карпат до Пела и от Случи до Перекопа… Ну и что же?

Гетман перевел дух. Поднимавшееся волнение зажгло его глаза мрачным огнем, на щеках горел густой румянец.

Смущенный Тяпкин стоял молчаливо: он понял, что своими словами вызвал у гетмана не дружелюбие — для какой цели собственно и был командирован, — а напротив, неприязненное раздражение. Но он решительно не мог уяснить себе, что же в его словах могло так раздражить гетмана?

— Так кто же нарушил клятвенное обещание? — продолжал Дорошенко. — Кто показал больше усердного служения, как не гетман Богдан Хмельницкий? Он, разумом своим и подручными ему силами и Белую Русь, и всю Литву со стольным городом Вильною под власть Великого Государя отдал, и в Львов, и в Люблин ввел царских ратных людей, он и до самого отхода жизни сей верно работал царскому величеству. А какая ему была за то благодать? А вот какая: в комиссии под Вильной московские послы не дали комиссарам его мест; когда Потоцкий с Чарнецким, закупивши татар, ударили на Подолию, то и помощи не дали своим людям, под опекою Москвы уже сущим. А Выговского, который наиболее споспешествовал Богдану в деле единения, чем отблагодарили? Выставили против него других гетманов и возбудили междоусобную брань в православном войске. А в недавнем прошлом какой договор учинили с поляками? Разорвали нашу Украину на две части. А теперь Андрусовским договором шарпаете эту несчастную Русь уже на три части! В Витебске все православные храмы обращены в костелы, в Полоцке — тоже, кроме одной церкви, в других городах — тоже…

Гетман не мог дальше говорить от охватившего его волнения и смолк, тяжело дыша.