Про УКРЛІТ.ORG

Молодость Мазепы

C. 195
Скачати текст твору: txt (2 МБ) pdf (1 МБ)

Calibri

-A A A+

— Спасибо, от души рад, поздравляю и "зычу"… Господи, да и не знаю, чего бы я только ни пожелал такой паре!

Неожиданная встреча закончилась объятиями, дружескими пожатиями рук, искренними порывами.

Мазепа прошел тихо в свой покой и бросился на постель, охваченный налетевшей тоской: судьба его все наталкивалась здесь на сцены любви, а его сиротливое сердце оторвано от другого родного, что ноет и тужит по нем… "Что-то с тобой, моя "зиронька" ясная, — думал с тоскою Мазепа, — не встревожил ли кто твой покой? И когда-то моя щербатая доля сведет нас с тобой "на рушныку" перед Божьим престолом? Ох, и как же мне скучно за тобою, как нудно! Полетел бы к тебе, да крылья мои пока приборканы, а без тебя все другие радости меркнут; но я отпрошусь, улучу "хвылыну".

Но мысли о дорогой Галине были прерваны появлением Самойловича.

— Я уже третий раз у пана, — сказал он, входя в темный покой, — прошу к себе на ковш меду.

Мазепа принял предложение с изъявлением живейшей радости, хотя пошел неохотно; его, впрочем, занимал вопрос: приглашает ли его Самойлович просто из долга вежливости, из желания отплатить за радушие тем же, или в его приглашении скрываются и другие цели. Но узнать это Мазепе не удалось: только что начал было Самойлович, после второго кубка, обольщать Мазепу радужными перспективами, привлекать его к себе своей привязанностью и высоким мнением о его талантах, как к ним вошел гайдук и объявил от имени коменданта, что прибыл московский посол, что его нужно торжественно встретить и отвести ему почетные покои.

Дружеская попойка оборвалась… Мазепе нужно было спешить.

— Слушай, пане ротмистре, — остановил его на минуту Самойлович, — сообщи, друже, гетмаяу, что мне не приходится столкнуться здесь с московским послом, так я уже посижу лучше затворником, пока его мосць не отпустит посла, а тогда уже явлюсь и я с предложениями от Бруховецкого.

LXXI

На другой день назначена была аудиенция московскому послу, молодому стольнику царскому Василию Михайловичу Тяпкину; но, прежде чем явиться к гетману, сметливый боярин отправился к митрополиту Тукальскому, возвратившемуся вместе с архимандритом Гедеоном Хмельницким еще раньше гетмана в Чигирин.

Тяпкин, от имени Москвы, крестом святым заклинал владыку употребить все свое влияние, чтобы отклонить гетмана от союза с нечестивыми агарянами, истинными врагами христиан. Он говорил, что сам великий государь московский печется только о том, чтобы воссоединить под своею державою Малую Россию, по обеим сторонам Днепра, даже до древнего своего наследия — Червонной Руси, но явно пока сего, ввиду договора с Польшей, учинить не может, на гетмана же теперь, на господина Дорошенко великий царь-государь уповает более, чем на Ивана Бруховецкого, в котором изверился. Он рад будет принять гетмана Дорошенко под свою высокую руку, если последний отречется от татар и будет пребывать в повиновении, яко верный раб и слуга его пресветлого царского величества государя московского. В заключение посол заявил, что государь присылает через него, Василия Тяпкина, на монастыри Печерские гарнец жемчугов, а его превелебию двести соболей и парчи на ризы.

Митрополит отблагодарил за щедроты великого государя, за его попечение о святых храмах Господних христианских, и обещал, что все пастыри вознесут молитвы к престолу Предвечного за здравие пресветлого царя-единоверца, за исполнение благих его начинаний и за отклонение от него всякого зла. Что же касается гетмана Дорошенко, то он ведает, что сердце его о едином печется — о благе несчастной, разорванной на две части отчизны, для которой он готов пожертвовать всем и даже жизнью своей. Относительно предполагаемого союза с агарянами митрополит уверял Тяпкина, что ничего подобного не было, что татаре только по-соседски помогают казакам, но о подчинении им гетман и не помышляет. Что же касается того, чтобы гетман отложился от Польши, владыка ответил следующее:

— Могу ли советовать гетману нарушить мир, самим королем, паном нашим милостивым, клятвою утвержденный? Я — христианин, не хочу быть клятвопреступником, страшусь Суда Божия. Да сохранит Господь мир во всей силе и славе, для блага моих братии ближних… Но да походатайствует великий государь у короля польского, чтобы он утвердил за нами все наши природные права и привилегии, ибо в писании сказано: "Врагу своему веры не даждь", а доколе не будут утверждены все права наши, не будет прочного мира во всех трех государствах.

Смущенный такими речами, не обещавшими ничего доброго, согласно инструкциям от Московского приказа явился Василий Тяпкин на аудиенцию к ясновельможному гетману. Последний был в этот день чем-то особенно раздражен; вчерашнего счастливого благодушия не осталось и следа; напротив, по сумрачному лицу его перебегали темные тени, а в глазах горела какая-то неведомая обида…

Прием московского посла был обставлен подобающей пышностью. Гетман, опоясанный по адамашковому темному жупану драгоценной персидской шалью, и облаченный в темно-малиновый бархатный, расшитый золотом кунтуш, с наброшенной на плечи мантией, в полном вооружении и с булавой в руке, восседал на высоком золоченом кресле; над ним держали хорунжий и бунчуковые товарищи два бунчука и два знамени. Вокруг кресла справа и слева стояла чинно генеральная старшина, пышно разодетая, во всех регалиях, присвоенных каждому чину, сообразно занимаемой им должности. Перед гетманом впереди стояли еще два "джуры", одетые в яркие цвета, а у дверей светлицы размещены были гайдуки, вооруженные саблями и алебардами.

 
 
вгору