Мазепа с изумлением смотрел на нее, но и девушка с меньшим изумлением смотрела на него, видимо не понимая каким образом, откуда и как появился перед нею этот неожиданный избавитель?

Так стояли они несколько мгновений один против другого, не отрывая друг от друга изумленного взгляда.

Лай собак и конский топот, раздавшийся уже совсем близко, заставил их очнуться, и в ту же минуту на поляну выскочило несколько огромных полудиких собак, а вслед за ними несколько вооруженных верховых казаков, в то же время на противоположной стороны леса вышел Палий, и так же, как Мазепа, остановился, как вкопанный, перед этой неожиданной картиной, открывшейся его глазам.

При виде кабана собаки бросились было с остервенение на огромную тушу, но девушка остановила их повелительны возгласом, и огромные псы попятились с глухим ворчание назад.

Теперь Мазепа услышал ее голос, он вполне соответствал ее наружности: это был низкий, грудной, бархатный голос.

Между тем казаки спешились и окружили девчину и убитого кабана. Все с изумлением рассматривали огромное животное.

— Он пропорол твоего коня, Марианна? — произнес с тревогой один из них, высокий и статный блондин, подходя к девушке.

— Да, — ответила она громко, — и если бы не этот незнакомый мне "лыцарь", он не оставил бы и меня в живых, так как в этой погоне я потеряла где-то в лесу свой кинжал.

На лице казака отразилось выражение чрезвычайной тревоги, он оглянулся и только теперь заметил с изумлением Мазепу и стоявшего неподалеку Палия.

А девушка продолжала, обращаясь к Мазепе.

— Благодарю тебя, казаче, ты спас мне жизнь, надеюсь, что Господь даст мне когда-нибудь возможность "оддяковать" тебе за это. Как твое имя?

— Иван Мазепа, подчаший Черниговский, — ответил Мазепа.

— Спасибо ж тебе, Иван, — поклонилась ему девчина, — может еще когда-нибудь встретимся в жизни, и я не останусь в долгу у тебя.

— Прими также и мою благодарность, пане-брате, считаю себя твоим должником, — произнес с поклоном и молодой казак.

Мазепа ответил учтиво и поблагодарил казака. Девушке между тем подвели другого коня; одним движением, без посторонней помощи, вскочила она на него и, ловко подобравши поводья, обратилась к Мазепе и произнесла с улыбкой:

— А кабана бери с собою, он по праву твой!

Казаки тоже вскочили на коней.

Не успел Мазепа и ответить на ее слова, как девушка тронула коня и скрылась в зеленой чаще; за нею последовали и все казаки.

С минуту и Мазепа, и Палий стояли безмолвно на опустевшей поляне, прислушиваясь к частому топоту удаляющихся коней.

Наконец Палий повернулся к Мазепе; он был неузнаваем: лицо его разгорелось, черные глаза искрились…

— Вот дивчина, так дивчина! Правдивая казачка, гетманша! — вскрикнул он с восторгом.

— А не знаешь ли ты, кто она и откуда? — спросил Мазепа. — Не знаю… не видел никогда… — ответил Палий, и в это время взгляд его упал на огромного кабана, лежавшего у ног Мазепы, и в сердце его шевельнулась досадная мысль: отчего не ему удалось оказать девчине такую услугу, а Мазепе, подчашему Черниговскому?..

Шум от конских копыт уже совершенно затих, а приятели все еще стояли на месте, пораженные неожиданной встречей.

— И как это я не спросил ее имени? — повторял себе с досадой Мазепа, не отрывая глаз от той узкой тропинки, уходящей в зеленую чащу, в которой скрылась неизвестная казачка…

Чем ближе подъезжали путники к Чигирину, тем больше оживления замечалось в селах; то там, то сям "рыхтовалысь" уже "охочи купы" из молодых поселян; встречались по дороге и отдельные всадники, спешащие к Чигирину. Молва об Андрусовском договоре разрасталась всюду до каких-то чудовищных размеров; толковали уже, что Москва решила уступить Польше не только правый берег, но и Киев и весь левый берег Днепра; что поляки намерены занять снова свои маетки, завести везде унию, обратить всех казаков в своих подданцев, а Запорожье уничтожить дотла. И чем больше росли эти тревожные слухи, тем лихорадочнее вооружались и собирались крестьяне и казаки в Чигирин.

"Скорее бы только к гетману, а потом и на хутор к Галине, — думал про себя Мазепа, присматриваясь к этому возбужденному настроению населения, — а то смотри, через неделю, другую закипит здесь такая буря, что только и спокойно будет за каменными стенами замков, а как прибуду татары, так пожалуй и в замке не удержишься. Хорошо еще что хутор Сыча в стороне от Черного и Кучменского шляха[18] лежит, а то бы не минули его косоглазые".

Мысль Мазепы не возвращалась теперь уже неизменно Галине; она словно разбилась на два течения: одно вело зеленому хуторку в лесной балке, а другое — к лесной поляне, на которой он встретился с неизвестной казачкой.

Перед ее мужественной красотой тихий, элегический образ Галины как-то бледнел и стушевывался. Мазепа невольно вызывал в своем воображении черты лица неизвестной казачки и, сравнивая их с вереницей женских лиц, виденных им в своей жизни, не мог не сознаться, что такого одушевленного, прекрасного лица он не встречал никогда. Необычайная же обстановка всей этой встречи, небывалая отвага казачки, ее спутники — все это окружало ее образ каким-то заманчивым ореолом.