В эту минуту дверь отворилась, и на пороге ее явился парубок, лицо которого показалось Марианне знакомым. Она посмотрела и узнала в нем того самого казака, который приезжал к ним в замок.

— Вельможная панна, — произнес, низко кланяясь, Остап, — я до пана ротмистра по важному делу.

— Я не знаю, где этот пан ротмистр, — ответила Марианна по возможности спокойно, — ты, казаче, приезжал к нам недавно?

— Приезжал к его милости пану полковнику и вельможную панну с ротмистром Мазепой там видел.

— А, помню, — уронила Марианна, смутившись снова невольно. — А что такое случилось? — спросила она, чтобы замять неловкость.

— А вот что, панно, — ступил шага два вперед Остап и, понизив голос, продолжал таинственно: — Пришел строгий наказ от его мосци гетмана Бруховецкого, чтоб поставили прибрежные села по Днепру "варту", значит; чтоб с того берега никого сюда не пропускали, а если кто с этого берега вздумает на тот бок переправляться, так чтоб каждого забивали в колодки и отправляли к воеводе. Да чтоб "допыльнувалы", не станет ли где на правый берег уходить молодой шляхтич с молодой панной, так чтоб их немедленно препроводить со скрученными руками к нему самому, к гетману.

— Ага, вот на что раскидает он сети, — на крупную рыбу, — всполошилась она, убежденная вполне, что это на нее и на Мазепу устраивается облава. — Ну, а как поселяне, исполнят ли приказания своего гетмана беспрекословно или не выдадут своих друзей?

— За своих поселян я ручаюсь, — промолвил уверенно Остап, встряхнув молодцевато чуприной, — но здесь остаются пока москали для разъездов, так за них поручиться нельзя.

— Значит, нужно быть осторожнее и пересидеть некоторое время, — произнесла медленно, отвечая на свое течение мыслей, Марианна. — Слушай, казаче, — не найдется ли кто в вашем селе, чтобы знал потайные через топи тропы к нашей крепостце?

— Да я сам их знаю и в последний раз пробрался к их милости "навпростець".

— Так ты меня "зараз" можешь провесть?

— С радостью, вельможная панно!

— Вот спасибо! Найди же Мазепу, — он, верно, у дьяка, или где-либо тут, поблизу, предупреди его, чтоб был осторожен, и сам приготовься к отъезду, і

Едва вышел Остап за ворота, как в светлицу вошли батюшка, Сыч и Мазепа; они разминулись с Остапом и не знали еще о налетевшей опасности.

Батюшка, огорченный известием, что вельможная панна уезжает сейчас, стоял убитый, приписывая этот внезапный отъезд своему неуменью принять такую дорогую гостью и невозможности дать ей удобства.

Мазепа тоже был смущен и растерян этим нежданным решением Марианны, сознавая в глубине души, что он виноват перед этой редкой по красоте, по уму и по рыцарским доблестям девушкой, — и виноват страшно: это сознание вонзалось в его сердце укором и угнетало его самого до отчаяния.

На просьбы Мазепы исполнить данное обещание Марианна отвечала сухо, что обстоятельства изменились, и что благоразумие велит им всем быть осторожнее, так как погоня Тамары уже здесь; она советовала Мазепе пообождать с переправой на правую сторону Днепра, пока не удалится от села расставленная гетманом московская стража; говорила, что она оставит ему для прикрытия большую часть команды, имея в виду, что сама отправится к себе по таким непролазным местам, куда враг не покажет и носа.

На Мазепу все это — и настигшая их погоня, и расставленная ему западня, и предлагаемая помощь, — не произвело, видимо, никакого впечатления: он слушал советы и предостережения совершенно равнодушно, подавленный заслуженной холодностью своего бывшего друга.

Вошедшая в это время в светлицу Галина смутила еще больше Мазепу; но глаза их встретились и озарились счастьем.

Марианна обратилась к батюшке и стала уверять его горячо, что она так ценит его ласковый, сердечный прием, что считала бы за счастье пробыть несколько дней в этом уютном уголке, среди такой душевной семьи, но, к сожалению, ее гонят отсюда новые беды, против которых нужно всем принять неотложные меры.

LXIV

— Мой рыцарский долг, — произнес Мазепа, — велит… и я не думаю, чтоб панна отказала мне в чести и счастьи проводить ее обратно.

Галина при этом предложении побледнела, раскрыв широко свои лучистые, блеснувшие влагой глаза.

— Благодарю сердечно пана Мазепу за предложенную мне рыцарскую услугу, — сказала почтительно, но с иронией в тоне, Марианна, — за его готовность быть моим защитником в пути, но я должна лишить себя этого удовольствия: пан забывает, что у него есть еще высший долг, — привезти поскорей сведения своему гетману и подвинуть его на решительный шаг. Меня же проведет знающий лучше потайные тропы здешний житель Остап.

Мазепа закусил от досады губу и замолчал. Он почувствовал в словах Марианны яд презрения, и сердце у него сжалось от боли.

— Не откажите, не опечальте меня, старика, досточтимая пани, славного защитника нашего дщерь, — соизволь хоть оттрапезовать с нами, — кланялся между тем низко, придерживая у груди подрясник рукой, растроганный батюшка.