— Вот что, Юлия Карловна, — сказала Марья Федоровна после долгой паузы. — Я к вам имею великую просьбу.

— Какую, Марья Федоровна? Все на свете для вас!

— Найдите для меня небольшую квартирку, так комнатки три. И, если можно, чтобы близко был какой-нибудь благородный пансион. Я, знаете, привезла сына.

— Есть, есть благородный пансион. Мадам… мадам… как бишь ее… квартира… квартира… — И она начала считать по пальцам дома всего квартала, в котором находился благородный пансион мадам N. — Ну, да как-нибудь найдем, — прибавила она, подобострастно глядя на Марью Федоровну.

— Вы мне сделаете большое одолжение. Только не больше — комнатки три. Я совершенно разорилась, совсем теперь без денег. Скотские падежи, да неурожаи, да пожары совсем меня доконали. — И Марья Федоровна чуть-чуть не заплакала.

— Ах! да! — сказала она после длинной паузы. — Чуть-чуть было не забыла. Ну, что моя Акулька у вас поделывает? Я думаю, уже большая выросла?

— Пребольшущая! И какая мастерица! И какая красавица, просто прелесть! Только она что-то все скучает.

— Молода, ничего больше. А вот что, Юлия Карловна, не сделаете ли вы ей партию? Она мне теперь не нужна. Я буду жить в Петербурге, а здесь своя швея только лишняя тяжесть. Сами знаете.

— Партия-то ей давно находится, только я без вас не смела, а написать вам — не знала куда: адрес, что вы оставили покойной Каролине Карловне, затерялся, так вот и не знала, что делать, пока вас самих Бог не принес к нам. А партия вот какая, — продолжала она. — Кухмистер, на пятьдесят человек стол содержит, все чиновники, по пяти целковых в месяц. Шутка, какой капитал. Так нет, не хочет. Примазывается еще к ней какой-то пьянчужка чиновник, правда, молодой человек, только, видно, голь-голо. Не знаю, так ли он к ней приходит или и впрямь сватать хочет, не знаю.

— Лучше было б, если б за кухмистера, верный кусок хлеба по крайней мере. Ну, а когда не хочет, так, пожалуй, и за чиновника. Я, пожалуй, и приданое маленькое могу дать. Устройте это дело, Юлия Карловна, я вам буду весьма благодарна.

— Постараюся для вас, Марья Федоровна, непременно постараюся. Куда же вы?

— Я пойду, мне пора. — И Марья Федоровна начала собираться.

— Да подождите минуточку, сейчас кофе будет готов.

— Нет, благодарю вас. Другой раз. Прощайте! Не забудьте же насчет квартиры.

— Не забуду, не забуду, Марья Федоровна!

И приятельницы расстались.

Возвратясь на квартиру, Марья Федоровна застала своего Ипполитушку играющим в бабки с дворниковым белокурым румяным мальчуганом. Это был первый урок на поприще образования Ипполитушки. Он этого великого искусства во всю жизнь бы не мог постигнуть в деревне, а в столицу не успел приехать, как на другой же день постиг, что такое значит свинчатка.

Дня через два понаведалась Марья Федоровна к своей приятельнице узнать насчет квартиры. Квартира была приискана усердной Юлией Карловной именно такая, какая ей была нужна: и светленькая, и уютненькая, а главное, дешевенькая, и почти рядом с благородным пансионом, т. е. с приходским училищем.

Выпивши чашку кофе, или, лучше сказать, цыкорью, у своей приятельницы, они пошли посмотреть квартиру. Проходя через дворик, они услышали в модном магазине дребезжащие звуки фортепьяно и пронзительно визжащий женский голос и вторивший ему хриплый мужской бас, твердо и внятно выговаривавший слова песни:

Во лузях, лузях, лузях,
В монастырскиих лузях.

Приятельницы переглянулись и, улыбнувшись, вышли на улицу. Дорогою Юлия Карловна жаловалась на неприятности и хлопоты, сопряженные с подобным заведением, особенно в таком захолустии, как Пески, куда порядочный человек боится и заглянуть. «Хорошо еще, — говорила она, — если эти беспокойства вознаграждаются, а то хоть ваша Лиза, то бишь Акулька, бог ее знает, что с нею сделалось: совершенная деревяшка — ни приласкаться, ни слова сказать, сидит себе, как заколдованная. Я не знаю, что с ней и делать. Ни себе, ни людям, только даром хлеб ест».

— Замуж, замуж ее, Юлия Карловна, — говорила Марья Федоровна. — И чем скорее, тем лучше.

— Да кто возьмет ее из такого места?

— Возьмут, только посулите приданое. А уж как бы я вам была благодарна, Юлия Карловна, если бы вы ее хоть как-нибудь пристроили. — Да… — как бы вспомнивши, прибавила Марья Федоровна. — О чем думала, то и забыла. Нет ли у вас, Юлия Карловна, знакомого какого-нибудь чиновника, мне нужен стряпчий, только, знаете, недорогого, потому что дело грошовое, из одной амбиции тягаюсь, уступить не хочется.

— А как же, есть, есть. Прекрасный человек, а уж делец какой, так просто прелесть. Только немножко горького придерживается. Ну, да это ничего, кто его теперь не придерживается? Да если бы не он, не сдобровать бы мне с вашей Ли… Акулькой.

— А что такое?

— Да помните, моя товарка, с которой мы вместе магазин содержали, дитя наговорило ей бог знает чего, а она сдуру и ну… Чуть-чуть было не утопила, да, слава Богу, умерла. А все-таки я благодарна Кузьме Сидорычу.