— Ото! Вот еще что припасено у старой карги! — вскрикнул Андрей, рассматривая оружие. — Любопытно знать, Тамарки ли это вещи, или ее самой?

— Любопытнее всего знать, куда девалась эта чертовка, — возразила с досадой Марианна, — не провалилась же она в пекло?

Снова обшарили весь чердак и нашли-таки в одном месте небольшое слуховое окно, вроде прорванной дыры в соломенной крыше. Андрей просунул голову в это отверстие, осветил фонарем крышу и увидел, что к низкой стрехе была приставлена со двора лесенка.

— Вот куда она, каторжная, ушла, — через "стриху"! — догадался он и начал посылать по адресу ушедшей всевозможные ругательства и проклятия.

— Замолчи, — остановила его Марианна, — этим дела не поправишь… а вот опять прозевали и бабу! Везде-то мы, Андрей, с тобой зеваем да "гав ловым"; плохие, видно, разведчики мы, или этим извергам помогают все пекельные силы!

Раздраженная неудачами, убитая отчаяньем, опечаленная безвыходным положением, возвратилась Марианна в корчму и, словно угрюмая ночь, села молча в дальнем углу. Андрей не посмел отозваться к ней ни одним словом, сознавая, что он ничего не мог и придумать, что могло бы хотя сколько-нибудь прояснить мрачное настроение ее духа; он только усердно начал подбрасывать в печку хворост, стараясь развести большой огонь, чтобы хоть немного высушить промокшую одежду и согреть окоченелые члены…

Гроза давно прошла, только изредка сверкали ослабленным блеском зарницы; но дождь не переставал: из бурного, порывистого ливня он перешел в мелкий частый и зарядил на всю ночь. В корчме было угрюмо и тихо; шумел только в окна однообразно, тоскливо дождь да потрескивали в печке тростник и валежник, вспыхивая по временам более ярко и выхватывая из темноты мрачное лицо Марианны, с устремленным неподвижно в дальний угол глазами. Андрею, наконец, надоело возиться с растопкой печи; он отошел от нее, сел на лаву, облокотился локтями на стол и свесил на приподнятые руки свою буйную голову. Какой-то неясный туман бродил в ней, но в сердце он чувствовал тупую, щемящую боль. Длились тяжелые минуты гробового, прерываемого лишь подавленными вздохами, молчания.

Вдруг вдали послышался словно топот. Андрей и Марианна вздрогнули, насторожились. Удручающее настроение сменилось пробудившимся возбуждением и отчасти тревогой. Топот усиливался; очевидно было, что несколько всадников, а то и отряд приближались быстро к корчме.

— Не стражники ли Тамары? — произнес, словно сам к себе, Андрей; поднявши голову и прислушиваясь к возрастающему шуму: — Полсотни будет… и с той стороны, от Гадяча.

— Слава Богу! — воскликнула Марианна. — Мы от них доведаемся, куда отправился Тамара, или через них выследим.

— Но как они, эти Тамаровские псы, нас самих встретят? Не распорядиться ли заблаговременно?

— Вздор! — оборвала резко Марианна. — Не прятаться ли посоветуешь?

— Не за себя я… — вздрогнувшим голосом отозвался Андрей.

В это мгновение с шумом отворилась входная дверь, и на пороге ее показался мокрый Варавка.

Подавленные фатальным стечением обстоятельств, наши путники и забыли совсем про своего друга, которому поручили сами поспешить с оставшимся за Гадячем отрядом за ними, по направлению Ромненской дороги.

— Варавка! Дорогой наш пан лавник! — воскликнули Андрей и Марианна, схватываясь с места и протягивая ему радостно руки.

После торопливой передачи Варавке всех неудач и какого-то фатального преследования судьбы, приступили они к обсуждению дальнейших мероприятий. В темную, осеннюю, дождливую ночь нечего было и думать куда-либо двинуться: и лошади, и люди были до нельзя изнурены, темень стояла страшная, частый дождь увеличивал еще слепоту ночи.

— Ничего, друзья мои, не поделаешь; ночь придется провести в этой корчме, а к рассвету и дождь, вероятно, уймется, и видно будет тропу… Да ведь и он, бестия, где-нибудь поблизу ночует в пещере, либо землянке, не поедет же он в такой ливень, хотя бы и на черте!

— Да, да, — обрадовалась Марианна, — мне это не приходило в голову: я уж думала, что он за ночь сделает миль шесть и что мне не удастся его догнать, хоть бы и наскочили на его след.

— Не унывай, панна полковникова, — подбадривал старик, — вот, как только начнет светать, так и двинемся, и не уйти ему, моя ясочка, как не уйти волку от стаи добрых собак.

— Я в этом уверен, как в завтрашнем дне, — заговорил наконец и Андрей, оживший от перемены настроения духа Марианны, а последняя действительно ободрилась как-то сразу; в глазах ее загорелись прежняя энергия и надежда; на лице вспыхнул живой румянец.

— Так до утра! — согласилась она и видимо успокоилась. — Только как же мы утром двинемся? Нужно все это обдумать теперь же.

— А вот как, — подал мнение Андрей. — Конечно, все отправимся этим лесом, придерживаясь "пивничной" стороны; ведьма, в виду пытки, сказала тогда правду и следы коня подтвердили ее слова. Нас здесь двадцать четыре человека; так разделимся мы на четыре ватаги, по шести человек: ватага от ватаги на двое "гонив", а каждая ватага тоже рассыпется по одиночке, лишь бы не терять друг друга из глаз. Тогда мы захватим пространство вширь почти на милю и двинемся облавою вперед, и я даю голову на отсечение, что зверь не уйдет!