В уездном затишье родилась она
И вышла собой недурна.
Цвела моя Пери, как розовый куст,
С улыбкой малиновых уст.
И таяло сердце от бархатных глаз,
Кто видел ее только раз;
И плечи, как мрамор, и брови дугой,
И денежек куш не простой.
У всех — с бюрократа до скряги-купца —
Не раз трепетали сердца,
И даже новейший Сократ-педагог
С прельщеньем бороться не смог.
Природа и ночи Украины родной
Сближали их души порой.
Поведал он Пери в блаженной тиши
Всю прозу уездной глуши.
И стала для Пери прекрасной моей
Уездная сфера ясней:
Сложилось презренье в груди молодой
Ко всякой скотине мирской.
И стали ей первой руки женихи
Тошнее крыловской ухи,
И нынче, желаньем неясным полна,
Тоскует и плачет она.
Уездные трутни и жены тайком
Язвительно шепчут о том,
Что будет ей, дуре, за все наконец
Наградой терновый венец.
Недавно, однако ж, и то стороной,
Услышал я говор иной:
Какой-то купчина, влюбившийся всласть,
Готов мою Пери украсть.
Прогресс, мой любезный читатель, прогресс!
Занес его с Запада бес.
И даже в уездной глуши вековой
Нарушил он милый покой.

1864